Стюарт Браун - Игра. Как она влияет на наше воображение, мозг и здоровье
Еще я показал инженерам схему игры, разработанную Скоттом Эберли, историком игры, интеллектуалом и вице-президентом Национального музея игры в Рочестере, в штате Нью-Йорк. Эберли считает, что большинство людей во время игры проходят через шесть стадий. И хотя мы оба не думаем, что каждый играющий проходит через все шаги именно в этом порядке, полагаю, будет полезно представить себе игру именно так. Эберли говорит, что игра включает:
ПРЕДВКУШЕНИЕ – ожидание, желание узнать, что будет, небольшое беспокойство, возможно, из-за некоторой неуверенности или риска (сможем ли мы отбить бейсбольный мяч и успешно добраться до базы?), хотя риск может быть так велик, что пересилит удовольствие. За ним приходят…
УДИВЛЕНИЕ, неожиданность, открытие, новое ощущение или идея, новая точка зрения. Отсюда идет…
УДОВОЛЬСТВИЕ – приятное ощущение, которое мы испытываем, например, когда в заключительной фразе хорошего анекдота дело принимает неожиданный оборот. Затем наступает…
ПОНИМАНИЕ – приобретение нового знания, синтез конкретных отдельных понятий, овладение идеями, которые до этого казались чуждыми, и из этого рождается…
СИЛА – мастерство, сложившееся в результате конструктивного опыта и понимания, а также уверенность, которую приобретаешь, выйдя невредимым из пугающей ситуации и узнав больше о том, как устроен мир. В итоге благодаря ей достигается…
УРАВНОВЕШЕННОСТЬ, изящество, довольство, собранность и баланс в жизни.
Эберли рисует этот процесс в виде колеса. Достигнув равновесия, мы готовы к новому источнику предвкушения и снова начинаем процесс.
Когда я показал эти слайды на экране, то увидел, как инженеры расслабились – будто сначала они заблудились, а потом увидели знакомый ориентир. Остаток разговора прошел гладко, и затем многие из них сказали, что увидели игру в новом свете.
Голландский историк Йохан Хёйзинга предлагает еще одно хорошее определение игры. Он считает игру «некой свободной деятельностью, которая осознается как “ненастоящая”, не связанная с обыденной жизнью и тем не менее способная полностью захватить играющего; которая не обусловливается никакими ближайшими материальными интересами или доставляемой пользой; которая протекает в особо отведенном пространстве и времени, упорядоченно и в соответствии с определенными правилами и вызывает к жизни общественные объединения, стремящиеся окружать себя тайной»[8].
Это во многом соотносится с определением, которое использую я, хоть и не считаю, что «правила» должны быть фиксированными или что они вообще должны быть. Однако я согласен, что игра часто способствует социальному взаимодействию и что она приводит к появлению новых терминологий и традиций, которые могут выделить группу игроков, но при этом не обязательно способствует секретности. В самом деле, одним из отличительных свойств игры является то, что в ней может участвовать любой.
В конечном счете, с моей точки зрения, все эти определения имеют недостатки. Я мог бы сделать десяток презентаций в PowerPoint, до отказа заполненных диаграммами, графиками и определениями, но, не вспомнив ощущения от игры, ее ни за что не понять. Исключить игровые эмоции из науки об игре – все равно что устроить званый ужин и подать изображения еды. Гости могут понять все что угодно о ее виде и послушать описания ее вкуса, но, пока они не положат реальную еду себе в рот, по-настоящему оценить блюдо у них не получится.
У меня бывало, что пара слайдов, на которых дети играли в классики, кошка со шнурком или «Апорт!» собаке вызывали больше узнавания и понимания, чем весь статистический анализ в мире.
Почему мы играем?
Гудзон будет мертвой собакой. Так подумал погонщик собачьих упряжек Брайан Ла Дун, наблюдая, как белый медведь гарцует по снежному полю – прямо к ездовым собакам, привязанным недалеко от лагеря. В тот ноябрь белые медведи на крайнем севере Канады были голодны. Море еще не замерзло, и медведи не могли добраться до тюленей, на которых обычно охотились со льда. Ла Дун провел большую часть жизни на территории белых медведей и по виду этого зверя понял, что тот не ел многие месяцы. Такое животное могло перекусить собачий череп или одним ударом когтистой лапы вывернуть собаке кишки.
Но Гудзон думал совсем иначе. Это была шестилетняя канадская эскимосская собака – один из наиболее буйных членов стаи Ла Дуна. Когда медведь приблизился, Гудзон не залаял и не убежал. Напротив, он завилял хвостом и пригнулся к земле, что было классическим приглашением поиграть.
К изумлению Ла Дуна, медведь ответил на предложение пса, и животные затеяли возню в снегу. При этом их шерсть не вставала дыбом, рты были открыты, но зубы не оскалены, а еще они «дружелюбно» смотрели друг другу в глаза – все это сигнализировало, что у них нет враждебных намерений.
Сигналы об игре начались еще до того, как двое сошлись друг с другом. Медведь подбежал к Гудзону вприпрыжку и петляя – а не по прямой, что выглядело бы агрессивно. Когда хищники преследуют жертву, они смотрят в упор и несутся прямо к ней. В этом случае медведь и собака с самого начала обменивались игровыми сигналами, двигаясь по кривой.
Они боролись и катались по снегу так энергично, что в какой-то момент медведь лег на спину животом кверху – в мире животных этот универсальный сигнал означает тайм-аут. В другой момент во время возни медведь остановился, чтобы заключить Гудзона в дружеские объятия.
Спустя пятнадцать минут медведь удалился, все еще голодный, но с виду удовлетворенный такой необходимой дозой веселья. Ла Дун не мог поверить своим глазам, однако на следующий день был поражен еще больше: тот же медведь вернулся примерно в то же время, чтобы снова порезвиться с Гудзоном. К третьему дню коллеги Ла Дуна услышали о межвидовых борцовских матчах, и лагерь заполнился посетителями, желающими поглядеть на новых лучших друзей. Каждый вечер в течение недели белый медведь и Гудзон встречались, чтобы поиграть. Потом лед на заливе встал, и тогда истощенный, но развлекшийся медведь смог вернуться в свои угодья охотиться на тюленей.
Какое свойство натуры этих животных побороло и голод, и инстинкт выживания? Как два вида, обычно не практикующих мирное взаимодействие, настолько хорошо поняли намерения друг друга, чтобы затеять озорную и шутливую драку, когда любое недопонимание могло оказаться смертельным? Когда я начал разбираться с подобными вопросами, то увидел, что игра – это огромная сила природы. В конечном счете во многом благодаря ей мы существуем как чувствующие и мыслящие создания.
Биология игры
Как и у белого медведя и эскимосской ездовой собаки, у людей тоже бывают побуждения включиться в игру. В первый раз я взглянул на биологическую важность игры с научной точки зрения, когда был студентом-медиком и проходил интернатуру по педиатрии в Техасской детской больнице при Медицинском институте Бэйлора в Хьюстоне. Мы вставали на заре и совершали обход. По утрам это было печальное место – очень мало взрослых, редкие звуки, издаваемые больными детьми, да попискивание и жужжание машин, поддерживающих в них жизнь.
Дети, которые оказывались в этой больнице, в основном были тяжелобольными. У них были врожденные пороки, расстройства обмена веществ и серьезные инфекционные болезни вроде менингита. Помню одного двухлетнего ребенка, больного лимфоцитарным хориоменингитом – потенциально смертельной вирусной инфекцией, которую нельзя было лечить антибиотиками. Нам приходилось постоянно ставить ему капельницы, поддерживать жизненно важные функции и регулярно делать многочисленные анализы в надежде, что ему станет лучше.
Как и большинство детей, восстанавливающихся после серьезной болезни, он не особо реагировал на внешние стимулы. Но однажды я вошел в его палату на утреннем обходе, сказал «Привет, Иван», и мальчик ответил на мое приветствие широкой улыбкой. Потом он протянул мне руку. Эта улыбка показывала, что в его жизнь вернулась радость и он приглашал меня разделить это ощущение. Я улыбнулся в ответ и подержал его за руку. В тот же день я проверил его анализы – результаты были прежними. Но анализы на следующий день показали признаки улучшения.
Я был заинтригован. Все стандартные медицинские показатели оставались без изменений, но что-то происходило в теле Ивана. В тот день он пошел на поправку, хотя это нельзя было измерить с помощью медицинских анализов. И в первую очередь в норму пришел не сахар в крови, пульс, давление, уровень электролитов, количество эритроцитов и лейкоцитов и еще двадцать пять «объективных» признаков. Первой вернулась его улыбка. Это было не просто облегчение после дискомфорта, но сигнал к игре. Когда один человек улыбается другому, он открывается и приглашает к игре так же ясно, как собака, игриво пригибающаяся к земле. Первым видимым признаком выздоровления Ивана было приглашение к игре.
